Зрители провели "Ночь в театре"
Эта "Ночь в театре" отличилась от предыдущих — ни тебе пафосных концертов, ни выставок любимого молью старинного костюма или пары часов дремы в партере. Угадав заветную мечту зрителя, театр ее осуществил. Мечта эта даже не прорваться на спектакль-хит, что в условиях пандемии усложнилось в разы. Нет, самый цимус — остаться одному в ночном театре, из которого все ушли, и стать главным действующим лицом. В эту ночь Чехов-центр обратился в театр Карабаса-Барабаса (вот ни на кого не намекаю), где группу везунчиков за свои собственные деньги заперли в черной-черной комнате и предложили найти четыре цифирки кода. Иначе заветный ящик с ключиком от входной двери не откроется. Из помощников — голос-невидимка, дух театра, из реквизита — блокнотик с ручкой для записи подсказок, если вы умеете писать, и живи как хочешь.
В переводе на общепринятый русский новация от худрука Александра Агеева и его команды значит, что Чехов-центр причастился к жанру иммерсивного спектакля. "Ночь в театре" — спектакль-променад (квест, бродилка) — по гранту областного правительства родилась из практики экскурсий по закоулкам театра, от однообразия которых сами организаторы подустали. Но так как претенденты вдохнуть пыль закулисья не переводятся, в театре пошли дальше — родилась идея иммерсивного спектакля. Это свежее слово в сферу развлечений пришло из-за границы (immersive — создающий эффект присутствия, погружения). "Дорожная карта" участников квеста здесь строится на "пазлах" из афиши театра, включенных в нестандартные пространства. Но главное, нет стены между актерами и зрителями, последние из пассивных созерцателей становятся созидателями историй. Ночная реальность формируется умело: где-то страшно хлопают двери, сладкоголосые гурии заманивают, как русалки утопленников, спецназовцы разгоняют домашнее застолье. За час с хвостиком участники ночной прогулки изучат географию театра снизу доверху, пересмотрят фрагментарно кучку спектаклей ("Теркин", "Короткий день вторник", "Хапун", "Играем преступление"), побывают на войне, идейном убийстве, балете, выпьют за здоровье молодых на свадьбе и позаседают в суде. Можно побывать там, куда белым днем не велено "пущать", и отбиваться от театральных привидений, которые свою территорию чужим не сдают. "Согласно принципам квантовой физики наблюдателя, свидетель фактом своего существования меняет ход события".
Фото Чехов-центра
Роль Вергилия по кругам театра берет на себя баба в платке, с фонариком и криком (страшным, а не музыкальным, хотя это и Ксения Кочуева) загоняет, как стаю гусей, зрителей в театральный трюм — бомбоубежище. Да, игра, но от канонады сотрясаются стены, потолок прогибается к макушке, и зрителей усаживают на снарядные ящики, вручая чай в железных кружках. И накрывает отнюдь неигровое ощущение — в кругу солдат времен ушедшей войны (неслучайно в этом замкнутом пространстве режиссер Петр Шерешевский ставил эскиз "Магда" о событиях в мае 1945-го в берлинском бункере). А потом маршрут взмывает вверх, в Петербург Достоевского. В окровавленно-красной комнате убиенная старуха (Наталья Красилова) красивой закорючкой лежит на полу, покуда потрясенные зрители внимают монологу Константина Сергеевича Вогачева-Раскольникова из Федора Михайловича. Пронзительно глядя сквозь время, его Наполеон в газетной треуголке маляра думает о вечно актуальном — "тварь ли я дрожащая или право имею?". Балерина (Татьяна Максимова) выделывает па, полностью уйдя в публичную самоизоляцию, и напрасно непутевый сын (Роман Мамонтов) пытается пробить глухую оборону, даже участники квеста ему не помощники. Красноармеец Ещиганов тащит тычками фрица Левченко, а в следующей сцене фриц оборачивается женихом на свадебном застолье, а то и златорогим оленем. Светящиеся оленьи рожки странно воздействуют на одного из участников квеста, который взял да и вышел на сцену. Оказалось, что и впрямь не в себе — в круге света артист Игорь Мишин читал "Записки сумасшедшего", разговаривая не с нами — с умным человеком, собой. В другой раз на его месте будет бенефис еще какого-нибудь коллеги с монологом по собственному усмотрению.
В святая святых — кабинете, страшно сказать, худрука — зрители будут переворачивать книги на полках в поисках нужной цифири. Но сначала станут присяжными. Специально для этого эпизода предварительно провели анкетирование — это обязательное условие, нет анкеты — нет билета на квест. Во-первых, в этом случае нужны люди не посторонние, а обогащенные каким-никаким культурным бэкграундом, во-вторых, подбив итоги опроса, выяснили постановки — фаворитов публики, которые и вынесли на суд со всеми атрибутами (судья, подозрительно похожий на автора "Чайки", брутальный прокурор и миниатюрная адвокатесса). Перед лицом "вашей чести" (Юрий Беляев), уютно обжившей кресло А. А. Агеева, оппоненты (Роман Болтаев vis Алла Кохан) бодались за честь спектаклей в стиле постреволюционных литературных судов. В числе подсудимых оказались такие "разновесы", как "Гроза", "Дамский портной" и "Метель". Само собой, помимо криков "а у нас пять номинаций "Золотой маски"!/нет, это вас прокатили в пяти номинациях!" доказательственная база строилась на мнениях форумских экспертов одного интернет-портала, где корректность и не ночевала. Там ведь водятся анонимные спецы по всем направлениям, особенно про искусство — фигня вопрос. "Дамский портной" — "халтура, редкостный порожняк, автор помер в психушке от сифилиса", "Гроза" — "позорит наш театр, испанский стыд". Театролюбивые присяжные оказались на высоте, любимчиков отстояли (точнее, отсидели), невзирая на обвинения в пошлости и что Островский вертится в гробу от модернистских прочтений. А когда дело дошло до "Метели", прокурор с лицом голубого воришки Альхена ("ну вы же понимаете, как я могу обвинять такого человека") мутировал в защитника и с явным воодушевлением воспел осанну сами знаете кому...
Первыми игроками иммерсивного спектакля стали лица, которые в силу возраста еще в курсе, когда родился тот, чье имя всем известно, чье пенсне блестит на фасаде театра, а в этом году отметили его 160-летие. Именно год рождения Чехова стал ключом на свободу после ночного рандеву. Но в принципе в театре рассчитывают, что лайт-версия привлечет в первую очередь поколение "молодо-зелено", охочее до всяких проказ и непрямых ходов, готовое без предрассудков выйти за рамки повседневности. (Всякое бывает, например, при переводе "Человека из Подольска" Дмитрия Данилова в иммерсив для создания атмосферы зрителей заковывали в наручники, что не всем пришлось по вкусу.) Такая Ночь перелицовывает отношение к театру, направление видится весьма перспективным — с учетом стремления сегодняшних людей играть в разные игры и неумения это делать. В иммерсивном формате аттракцион соединяется с искусством, театр играет для человека и с человеком. Но игра вершится на подложке подлинного, и цитаты из спектаклей полноценные, не снижающие регистра.
Да утешатся те, кто не успел присоединиться: "Ночь в театре" будет повторяться. Квест — явление пластичное, "запчасти" к нему взаимозаменяемые. Что искать будут в следующий раз, кого судить и с чем будет солировать одинокий пастух, то есть артист, на пустой и черной сцене — одному создателю известно. Совет можно дать только один: берите билеты, если успеете. Количество мест (стоячих, ходячих и шустро бегающих) ограничено в силу пандемии и потому что так надо. А блокнотик и ручку рачительный худрук не забыл забрать у зрителей ("мы учреждение бюджетное").
