Порт стёрт с лица земли: как в 1946 году в Находке взорвался пароход с аммиачной селитрой
Несколько дней назад город Бейрут в Ливане в результате взрыва селитры, хранящейся в порту, был практически уничтожен. Это не первая подобная катастрофа — аналогичные взрывы ещё полвека назад гремели в американском Тексас-Сити и канадском Галифаксе. На Дальнем Востоке в далёком 1946 году взорвался пароход «Дальстрой», в который грузили аммонал — аммиачную селитру. В соседний трюм укладывали тротил. В результате неправильной транспортировки и халатности руководства компании более 100 человек погибли, а от порта Находки не осталось практически ничего.
Впрочем, выживших в той трагедии по счастливому стечению обстоятельств тоже оказалось немало. Хроника трагедии в Находке и аналогичной в магаданском порту Нагаево год спустя описаны в книге Георгия Руднева «На морских дорогах войны» и старпома Дальстроя Петра Куянцева «Я бы снова выбрал море».
Флот организации Дальстрой был создан в 1935 году. Его суда предназначались для завоза различных грузов, в том числе взрывоопасных, на Колыму предприятиям золотодобывающей промышленности. В 30-е годы Магадан был основным перевалочным пунктом ГУЛАГа. Заключённых, в основном состоявших из так называемых «врагов народа», завозили в Нагаево из Владивостока, Находки, Ванино и других портов судами Дальстроя и Дальневосточного пароходства.
В марте 1935 года Дальстрой закупил в Голландии пароход «Алмело» 1925 года постройки, который получил новое имя в честь народного комиссара внутренних дел СССР — «Ягода». Но это название оказалось недолговечным: в 1938 году наркома сняли с должности и расстреляли за государственную измену. Поэтому судно быстро переименовали – на этот раз оно стало «Дальстроем». Это был современный на ту пору пароход с дедвейтом 13,5 тысяч тонн (полная грузоподъемность). Котлы его работали на жидком топливе.
24 июля 1946 года «Дальстрой» стоял под погрузкой у причала порта Находка (мыс Астафьева). В носовой трюм насыпью грузили взрывоопасный аммонал (аммиачную селитру). Второй трюм, строп за стропом, заполнялся тротилом в резиновых мешках. Работу выполняли заключённые. Старший помощник капитана Павел Куянцев в книге «Я бы снова выбрал море» почти поминутно расписывает роковой день.
Пароход недавно прибыл из Канады, где был в капитальном ремонте после подрыва на мине в Сейсинской десантной операции годом ранее. Он отстоял несколько дней во Владивостоке, команда побывала дома, и все были в хорошем настроении. Свободные от вахт расположились тут же, над причалом, на опушке леса, расстелив на траве скатерть-самобранку. Любовались видами на бухту и порт, причалом у мыса и любимым пароходом, на котором многие служили по десять лет. Несколько моряков, оставшихся во Владивостоке ещё дня на два, в этот день приехали утренним поездом. Приехал и Павел Куянцев, сразу же приступивший к беспокойным обязанностям старшего помощника капитана.
Осмотр палубы удовлетворил его. Он поговорил с боцманом Виктором Сандлером о работах и стал осматривать трюмы. Первый был уже загружен, и на аммонал, погруженный в нарушение всех правил насыпью, как соль, ставили ящики с разным грузом. Во второй трюм грузили тротил в резиновых мешках.
Груз для судна был обычным, пожарные шланги были вытянуты на палубе, из них сочилась вода. В случае надобности напор увеличивался в течение нескольких секунд. Но старпом чувствовал тревогу. Закончив обход, Павел поднялся в каюту капитана Всеволода Мартиновича Банковича, чтобы сообщить ему о своём прибытии. Куянцев, друживший с капитаном, спросил, почему аммонал грузили насыпью.
«Я протестовал, но ничего не вышло. Приказ из Магадана от самого начальства», – ответил капитан.
Вдвоём капитан и старпом отправились на берег к военному прокурору. Банкович пытался доказать, что грузить подобным образом категорически нельзя — нужна специальная тара и суда. И что рано или поздно кому-то придётся за это отвечать. В это время на другой стороне бухты послышались взрывы: там рвали скалу. А здесь, в одном километре от взрывов, грузили на пароход тротил. Капитан и старпом, ничего не добившись от военного прокурора, снова вернулись на борт. Был обеденный перерыв. На судне и в порту всё стихло. Команда обедала на борту, а грузчики – на берегу.
Через несколько минут на пароходе раздался отчаянный крик: «Пожар в первом трюме!». Не ожидая приказаний, старпом рванулся вниз по трапам. Уже на бегу он услышал, как капитан звонил по телефону в машину, приказывал подать воду на палубу, открыть кингстоны и затопить носовые трюмы.
Куянцев, добежавший до первого трюма, увидел, как из люка поднималась струйка дыма. Все, кто подбежал к люку трюма, схватили стволы четырёх шлангов и направили мощные струи в трюм. Подбежали люди с огнетушителями. Но струйка дыма, не реагируя на воду, моментально разрослась, почернела и вдруг вырвалась черным клубом. За ним поднялся столб жёлтого пламени выше мачт. Палуба заходила ходуном, пламени было тесно в трюме, и оно с грохотом и рёвом взметнулось в самое небо. Люди со шлангами стали отступать – все они, обстрелянные в боях, знали: взрыв будет. Но никто не дрогнул, не побежал.
Горящий аммонал дает температуру 2000 °С, и люди пятились от пламени ко второму трюму, в котором был тротил. Сорвали раструбы вентиляторов трюма и направили струи воды туда. Они думали залить тротил, но забыли, что этот, ещё более опасный груз, в резиновых мешках и не подмокнет.
В этот момент к трюму подошёл капитан и приказал всем покинуть судно через корму, где уже опущены штормтрапы. К судну на всех парах нёсся буксир-спасатель «Адмирал Нахимов», а в порту поднялась тревога. Суда, которые стояли в бухте, стали рубить швартовые и уходить на внешний рейд.
Когда старпом спустился в шахту машинного отделения судна, оттуда уже выбегал последний человек – механик Аркаша Байков. На судне оставались капитан и судовой врач. Остальная команда уже сошла на берег.
«Почему-то каждый отходил от борта метров десять шагом, а затем вдруг срывался с места, закрывая лицо руками, и, пробежав немного, останавливался, – пишет Куянцев. – Все были недалеко и стояли стайкой, смотрели на свой корабль. Его нос пылал. В небо взвилось пламя, яркое, как солнце золотое, оно колыхалось, как смерч. А все остальное – верхний мостик, шлюпки, парусина, краска тоже горело, но этот огонь казался тусклым».
Внутри всё тоже было объято пламенем. Павел и Всеволод остались на палубе одни.
« – Ну что, Вова? Наверно, всё!
– Да, Павел, думаю, всё. Прощай!
– Прощай, Вова!
Они пожали друг другу руки.
— А теперь, Павел, не медли, слазь. У тебя ребёнок, а у меня детей нет. Да мне и положено последнему».
Старпом и боцман пошли от судна, но через десять шагов, на освещённом пламенем месте почувствовали, будто их головы всунули в топку и начали тлеть волосы от страшного жара. Вот почему все бежали. Но через несколько шагов жар прекратился. Старпом с боцманом присоединились к остальным. Все стали отходить от пылающего корабля. Капитан шёл сзади, шагах в тридцати.
«Они шли медленно, оборачиваясь на свой дом, на котором провели все годы войны. А во втором трюме находилось четыреста тонн тротила. Это малая атомная бомба. С начала пожара прошло восемь минут. Вот-вот всё взлетит на воздух. Кругом ревели тревожные гудки, а небо было синее-синее, и сияло солнце», – описывает Павел Куянцев.
Павлу хотелось подойти к капитану, но он только обернулся, махнул ему рукой и стал ждать. Вдруг почувствовал мягкий толчок в спину, будто его кто-то толкнул тюком ваты. Взлетел на воздух, затем упал — его оглушило. Рядом упало что-то очень тяжёлое, но он этого не видел. Через несколько мгновений Куянцев очнулся и вскочил на ноги. Рядом лежал мусорный рукав судна из дюймовой стали в тонну весом. Павел обернулся и стал искать глазами пароход и товарищей. Парохода он не увидел. Зато увидел страшное зрелище на месте случившейся катастрофы.
«Всё так же светило солнце в синем небе. Всё так же зеленели далекие холмы и сияла тихая бухта. А здесь, на мысе Астафьева всё было голо. Ни судна, ни складов, ни зданий, ни деревьев. Только сваи торчат из воды, где был причал, да видна притонувшая корма парохода. А на ней аккуратно лежат рядом два паровых котла, выброшенных из кочегарки, два из пяти тридцатитонных цилиндра, заброшенных туда взрывом. И всё это будто покрыто чёрным лаком мазутом, которого на судне было 1800 тонн в бункерах. Он весь поднялся в воздух, а затем покрыл место катастрофы. И вот на том чёрном фоне начинают подниматься фигуры.
Все чёрные. Это люди. Никто ничего не слышит. Они открывают рты, но звуков нет. Мертвая тишина».
У ворот порта Куянцев увидел «какие-то кучи» – они были покрыты мазутом, но шевелились. Из-за под них текли алые ручьи. Оказалось, что это люди – грузчики, которые столпились возле проходной и которых разорвало взрывом. У одного доска в боку, у другого палка в черепе.
Начали искать и опознавать людей. Нашли фуражку старпома, нашли капитанскую фуражку, но самого капитана нигде не было. Не было третьего механика, не было доктора, радиста — тех, кто уходил последними. Двое были ранены, и один из них с переломом ноги. Остальные сорок два человека были контужены и оглушены, получили ссадины и ушибы, но были живы и стояли на ногах. Корма судна была окружена пламенем. Это горел плавающий на воде мазут.
Людей посадили в грузовик в повезли в новый порт. По дороге более чем за километр валялись разбросанные взрывом расплавленные от жара части судна. Якорь весом в пять тонн был заброшен метров на пятьсот. В посёлке у мыса Астафьева со всех домов были сорваны крыши и выбиты стёкла. Людей привезли на пароход «Измаил». Капитан Москаев приказал дать всем спирту, чтобы отмыться от мазута и отстирать одежду.
Вскоре привезли и жену капитана Банковича Ольгу Митрофановну. От неё узнали, что большая часть людей, которых капитан отправил на берег ещё в начале катастрофы, убита осколками, а остальные ранены. Погибли пятнадцатилетний юнга Сева Караянов, старик-пекарь, подшкипер. Тяжело ранены жена четвёртого помощника капитана и матрос, лёгкое ранение получила жена капитана. Это казалось невероятным. Ведь они успели уйти за километр от места катастрофы. А те, кто был совсем рядом, уцелели. Тело капитана Банковича нашли на другой день утром под кучей свай. Его затылок был пробит осколком. Механика и судового доктора не нашли.
Во время следствия загорелся аммонал на барже. Его выгрузили с парохода «Орёл» по требованию капитана Бабиевского, благодаря чему «Орёл» был спасён, зато сгорела баржа. Через сутки сгорел аммонал, находившийся ещё в вагоне. После этих случаев следствие пошло по другому руслу, а команду отпустили, признав всех невиновными.
Погибли во время взрыва или позднее умерли от ран 105 человек. Это были члены экипажа парохода, включая капитана, докеры, военнослужащие из состава конвойного подразделения, но больше всего оказалось заключенных – 49. Еще около 200 человек получили различные ранения. Бывший заместитель начальника Приморского управления КГБ СССР Владимир Клёцкин в своих воспоминаниях писал: «Сотни зэков и охрана, толпившиеся неподалеку от судна, превратились в кровавое месиво…».
К счастью, сам рабочий посёлок Находка (бывшее село Американка) и лагерь для пересыльных заключённых находились в стороне от порта. Иначе жертв оказалось бы намного больше.
О тех же трагических событиях вспоминал бывший 4-й механик парохода «Орёл» по фамилии Россовский. Его пароход и небольшой танкер, тоже «Дальстрой», стояли друг за другом у причальной стенки по соседству с пароходом. «Орёл» под руководством капитана Бабиевского принимал в свои трюма смешанный груз, предназначавшийся для порта Певек. В третий трюм уже было погружено 360 тонн аммонала насыпью. И тротил в мешках.
24 июля 1946 года намечался отход. В твиндеки судна, оборудованные трехъярусными деревянными нарами, должны были принять пассажиров — заключённых. Но произошло непредвиденное обстоятельство. Это событие началось ещё накануне — 23 июля.
«Когда я поднялся на палубу из машинного отделения, — вспоминал Россовский, — то увидел старшего механика Гурского. Он внимательно всматривался в берег, где мы увидели большой столб чёрного дыма, исходящего из навалом лежащего на причале аммонала. Огонь начал быстро подбираться к нашему пароходу. Немедленно объявили пожарную тревогу. Мощные струи воды, направленные моряками в сторону огня, сбили его. Капитан Бабиевский приказал стармеху немедленно подать пар на бак к брашпилю, а боцману отдал команду «вира якорь». Дополнительно принятые экстренные меры позволили судну быстро отойти от опасного места и встать на якорь посреди бухты».
На следующий день, 24 июля, пришло распоряжение от диспетчера порта немедленно встать к причалу под посадку пассажиров. Только успели поднять якорь и начали двигаться к пирсу, как увидели начавшийся пожар на пароходе «Дальстрой». Бабиевский без промедления отдал команду рулевому лечь на обратный курс. На траверзе мыса Астафьева произошел первый взрыв на «Дальстрое». Прошло несколько минут. И когда «Орёл» находился уже на внешнем рейде, его застал второй ещё более мощный взрыв. Несмотря на значительное расстояние, весомый осколок фальшборта парохода «Дальстрой» врезался в палубу «Орла» и сделал вмятину в районе первого трюма. На шлюпочной палубе ботдека находились бутыли с серной кислотой. Несколько стеклянных емкостей осколками разбило. Трёх членов экипажа окатило опасной жидкостью. Их пришлось катером отправить в больницу. Силой взрыва вырвало открытые иллюминаторы. Изуродовало каюты. Человеческих жертв, к счастью, не было.
В конце дня 24 июля в Находку из Владивостока прибыло «высокое начальство». Оно предписало немедленно снять с борта «Орла» весь взрывоопасный груз. Капитан Бабиевский отказался от портовых рабочих и принял решение произвести выгрузку своими силами. С помощью судового бота, выполнявшего роль буксировщика, и баржи, опасный груз полностью выгрузили на берег.
А спустя две недели там же, в Находке, на глазах высокопоставленного силового руководства случилось новое неслыханное происшествие: в районе Ободной Пади прогремел взрыв, ещё более мощный. Взорвались склады, на которых хранилось не менее 6000 тонн взрывчатки. К счастью, арсенал располагался за сопкой, так что портовый городок практически не пострадал.
На место происшествия из Москвы спешно прибыли заместители министра внутренних дел генерал-лейтенант Василий Рясной и генерал-майор Степан Мамулов. С ними приехали лучшие следователи. Подключились все приморские органы. В результате расследования был сделан вывод, что предположение о диверсии, выдвинутое первоначально и усиленно разрабатываемое, не подтверждается. Не удалось и напасть на след предполагаемых диверсантов. Министру внутренних дел СССР генерал-полковнику Сергею Круглову ничего не оставалось, как расписаться в собственном бессилии.
14 августа 1946 года он докладывал Сталину и Берии: «Установлено, что основной причиной пожара и взрыва в бухте Находка явилось преступно-халатное отношение отдельных работников Приморского управления Дальстроя к приёму взрывчатки с железной дороги, хранению её и погрузке на пароходы. Руководство базы Дальстроя в бухте Находка не обеспечило надлежащего хранения грузов и допустило ряд грубейших нарушений порядка хранения взрывчатки; прибывающая по железной дороге взрывчатка складировалась большими штабелями в непосредственной близости к остальным грузам, в том числе и к огнеопасным. При погрузке и в пути тара портилась, различные сорта взрывчатки перемешивались…».
В том же докладе указывалось, что на «Дальстрое» были уничтожены все грузы: взрывчатки — 917 тонн, сахара — 113 тонн, разных промтоваров — 125 тонн, зерна — 600 тонн, металла — 392 тонн, а всего на сумму 9 млн рублей. На сгоревших складах Дальстроя уничтожено различных промышленных и продовольственных грузов на сумму 15 млн рублей и взрывчатки на сумму 25 млн рублей.
Виновными признали руководителей Приморского управления Дальстроя и складов. Все они были арестованы и привлечены к уголовной ответственности. По приказу Сталина главным портом Дальстроя вместо Находки стало Ванино на берегу Татарского пролива. С осени 1946 года всех зэков отправляли на Колыму из порта Ванино. Но и это был ещё не конец.
После трагедии в Находке руководители Дальневосточного пароходства постановили, что перевозкой взрывоопасного груза будут заниматься команды пароходов «Генерал Ватутин» (капитан С. В. Куницкий) и «Выборг» (капитан П. М. Плотников). 19 декабря 1947 года пароход «Генерал Ватутин» бросил якоря в порту Нагаево. Неподалёку среди других судов в ожидании выгрузки вот уже несколько дней стоял «Выборг». Порт работал в полную нагрузку, как вдруг на носовой палубе «Генерала Ватутина» раздался сильный глухой взрыв. Он вскрыл люки первого трюма и оттуда повалил густой дым, вырвалось пламя. Используя постоянную готовность судовой машины, капитан дал задний ход и начал двигаться в сторону выхода из порта. Прежде необходимо было развернуться, но на это не хватало ни времени, ни пространства. Двигаясь кормой, «Генерал Ватутин» чуть было не столкнулся с танкером «Совнефть». Отважный капитан Сергей Куницкий, зная, что теряет последние секунды жизни, вовремя застопорил задний ход и стал малым ходом подрабатывать вперёд до того места, пока судно не уткнулось носом в лёд. А между тем в носовой части судна продолжал бушевать пожар, пока не раздался колоссальной силы взрыв.
Через считанные минуты ещё более мощный взрыв потряс стоящий неподалёку «Выборг». Порта Нагаево больше не было. То, что не уничтожил взрыв, смыла в океан мощная приливная волна. От здания управления порта не осталось даже руин. О существовании «Генерала Ватутина» напоминали только разбросанные по берегу оплавленные куски металла. На том месте, где ещё минуту назад находился «Выборг», одиноко торчали из воды несколько мачт. Десятки судов, стоявших в этот страшный день на рейде или у причалов, получили повреждения разной степени тяжести. При взрыве погибло более шестидесяти моряков. Экипаж «Ватутина» погиб полностью, на «Выборге», кроме капитана Плотникова, не досчитались ещё 12 молодых людей. Среди погибших были двое с парохода «Минск», один с «Кима», двое с «Совнефти», двое с «Советской Латвии». Более двадцати моряков получили ранения и травмы различной степени тяжести. А сколько погибло заключенных на причалах или под развалинами зданий порта, неизвестно.
Сведения о трагической гибели в бухте Находка парохода «Дальстрой» и двух судов дальневосточного пароходства «Генерал Ватутин» и «Выборг» в бухте Нагаево долгие годы скрывались и замалчивались.
